Джудит О`Брайен - Выйти замуж за лорда
Герцогиня обращалась к ней, лишь когда давала указания или хотела что-то от нее узнать. Констанс надлежало молча выслушивать указания и наставления.
– Аристократка, когда пьет чай, всегда держит чашку вот так, чтобы ее мизинец находился в таком положении. Иначе это будет выглядеть вульгарно. Леди всегда можно узнать по осанке. Настоящая аристократка не сутулится… Никогда нельзя опускаться до личных бесед с прислугой. Говорить с ними следует соответственно их рангу. Они не ждут от нас, что мы будем называть их по имени, и не станут вас уважать, если вы это сделаете.
Констанс выслушивала все с вежливым интересом, внутренне вступая в спор с герцогиней почти по каждому вопросу. Особенно запомнился оттопыренный мизинчик во время чаепития. Лично ей это казалось глупым и манерным. Аристократки не горбятся? А как же леди, которых она видела в летний сезон на пляжах Кауса, не говоря уже о коронованных принцах и принцессах? Они сутулятся на своих шикарных яхтах, сутулятся, танцуя на балах и совершая прогулки. Никогда не называть горничных по имени!
– Стелла, куда запропастилась моя голубая левая туфелька? – крикнула Констанс и, подняв платье, встала на колени и заглянула под кровать.
Молодая горничная явилась немедленно. На ее круглом румяном лице была, как всегда, веселая улыбка. Стелле удалось сохранить деревенскую непосредственность – от веселого добродушия и желания всем угодить до простодушных и искренних оценок того, что происходит в Гастингс-Хаусе.
– Голубая туфелька, мисс? – Она вдруг подбоченилась. – На что это похоже, мисс? Вы стоите на четвереньках в своем голубом платье?
Констанс подняла голову и, конечно, ударилась о край кровати. Обе поморщились.
– Я не могу найти вторую туфлю, – пожаловалась она, потирая ушибленное место.
Не говоря ни слова, горничная подошла к туалетному столику и достала из-под него туфлю. Не проронив ни слова, она протянула ее Констанс.
– Спасибо, Стелла, – улыбнулась Констанс, обувая туфлю. – Как тебе нравится это платье? Еще одно из тех новых, что заказала герцогиня. Мне кажется, она заблуждается, когда думает, что на нас посыплются приглашения.
– Нет, мисс, по словам мистера Мортимера, у которого друг работает в этом ужасном журнале «Панч», все в Лондоне только и говорят, что о вас. Все хотят вас видеть, да еще как!
– Господи, что это им вздумалось смотреть на гувернантку! У всех в доме есть свои гувернантки, и готова поспорить на доллар, что никто из этих господ не обращает внимания на бедняжек. Могли бы сидеть у себя дома, не замечая их, чем ехать куда-то, чтобы презирать чужую гувернантку!
– Вы так ничего и не поняли, мисс?
– Если говорить честно, Стелла, я действительно ничего не понимаю.
– Все эти лорды и леди знают друг друга так долго, что уже давно осточертели сами себе. Они хотя и взрослые, но на самом деле так и остались детьми, которые между собой переженились. Каждый из них уже с детства играл друг с другом, как их отцы и матери.
– И как детям, им подавай все время что-нибудь новенькое, да?
– Верно, мисс, вы угадали. – Стелла понизила голос. – Они похожи на детей, у которых не все ладно с головой. Вы видели щенков от собак одного и того же помета?
Констанс медленно покачала головой:
– Боюсь, что нет.
– Это ужас, мисс. Иногда они рождаются одноглазыми, иногда у них больше чем четыре лапы, а бывает, что нет ни одной. Я видела одного такого бедняжку, он сидел и ничего не хотел есть, пока не сдох с голоду. Я повидала и не таких уродов, мисс.
– Ты хочешь сказать, что аристократы вырождаются? – понизив голос до шепота, спросила Констанс.
– Это так, мисс.
– А я, как непородистый экземпляр, даю им шанс выжить?
– Вы все поняли, мисс, – сказала Стелла, отступив назад и окидывая Констанс взглядом так, словно впервые ее видела. Голос у нее был полон почтения. – Вы очень красивы, мисс. Настоящая красавица.
– Спасибо, Стелла. Понимаешь, герцогиня очень добра, она одарила меня платьями и своими советами, как будто я в них нуждаюсь.
– Не думаю, что тут дело в доброте, мисс.
– Прости, я не поняла?
– Я хочу сказать, что герцогиня все это делает для себя и для своего сына. Она побаивается вас, мисс. Но она знает, что вы нужны ее сыну из-за странностей его отца и даже из-за нее самой, не совсем чистокровной аристократки, если вы понимаете, что я хочу сказать. До тех пор пока вы ей будете нужны, она будет с вами добра. Она не тронет курицу, которая несет золотые яйца, если вы догадываетесь, что я имею в виду.
– Догадываюсь.
Констанс, взглянув в большое овальное зеркало, на мгновение замерла, увидев в нем свое отражение. В голубом шелковом платье с юбкой в изящную сборку, с корсажем поскромнее, чем в вечерних платьях с глубокими декольте, она действительно менее всего была похожа на гувернантку.
Быстрая мысль, словно зигзаг молнии, обожгла ее. Если бы Джозеф мог видеть ее в эту минуту!
– Вы спуститесь к чаю, мисс?
– Да. Спасибо, Стелла.
Горничная поклонилась и покинула комнату.
Джозеф. Он, очевидно, все еще в Шотландии. Не то чтобы это что-то значило для нее. Конечно же, нет.
Констанс покинула комнату и направилась в красную гостиную, где обычно собиралась семья к чаю.
Каким необыкновенным человеком казался ей Джозеф Смит. Такое простое имя и такое средоточие достоинств.
Неожиданный радостный смех слетел с ее губ, когда она шла по коридору и думала о Джозефе. Она мысленно возвращалась к тому времени, когда они были вместе, вспомнила, как он пренебрег ее советом и заболел, объевшись устриц. Ни один еще человек на свете не восторгался так, как он, ее умом и ее мыслями. Все это было с ней впервые.
Но он был рядом еще и для того, чтобы успокоить ее страхи, помочь ей пройти через жестокое испытание, которое ждало их в дороге. Благодаря его доброте, сочувствию и пониманию она вспомнила даже ограбление с неожиданным чувством некоторой нежности.
Нежности и стыда. Она вела себя чересчур смело. Она вспомнила прикосновение его рук, его взгляды и то, как она отчаянно краснела от волнения.
Думает ли он о ней? А если вспоминает, то хорошо или плохо? Улыбается ли он, как это делает она сейчас, вспоминая их совместное путешествие? Помнит ли те чувства, которые так сблизили их в ту ночь в заброшенной таверне, когда невольно их тела согревали друг друга?..
– О, простите!
Замечтавшись, она столкнулась с кем-то с такой силой, что невольно подалась назад. Ей повезло. Кто-то другой, а не она сама растянулся на ковре.
– О, простите меня, сэр!
Джентльмен был старым и пугающе хрупким, с белыми прядями волос и чисто, до блеска выбритым.
